Вечность на двоих - Страница 84

— А следы обуви?

— Вот это вам должно понравиться, — сказал Ламар с улыбкой ребенка, который спрятал подарок, чтобы продлить удовольствие. — Завернуть за угол коридора было непросто, и ей пришлось надавить на тачку, чтобы вписаться, — тут ее следы более заметны. Понимаете, как она шла?

— Да.

— А пол шершавый.

— Да.

— И тут остались следы.

— Синего воска, — сказал Адамберг.

— Его самого.

— Она отрывается от почвы своих злодеяний, — медленно проговорил комиссар, — но оставляет за собой шлейф. Нельзя быть тенью на все сто. Мы ее поймаем по синему следу.

— Четких отпечатков нет нигде, так что в размере обуви мы не можем быть уверены. Но скорее всего, следы оставлены грубыми женскими туфлями на плоском каблуке.

— Остается чулан, — сказал Жюстен. — Там она ввела Ретанкур новаксон и закрыла за собой дверь на крючок.

— В чулане ничего не нашли?

Жюстен внезапно замолчал.

— Нашли, — ответил он наконец. — Шприц.

— Что за шутки, лейтенант. Не бросила же она свой шприц?

— Бросила, представьте себе. На полу. Но отпечатки стерты, само собой.

— Теперь она оставляет свою подпись? — спросил Адамберг, вставая с ощущением, что медсестра впрямую бросает ему вызов.

— У нас тоже возникла такая мысль.

Комиссар сделал несколько шагов по полю, скрестив руки за спиной.

— Ну и хорошо, — сказал он. — Она перешла черту. Она считает себя непобедимой и открыто заявляет об этом.

— Это логично, — сказал Керноркян, — учитывая, что она собирается глотнуть бессмертия.

— Ей еще надо добраться до третьей девственницы, — сказал Адамберг.

Эсталер обошел полицейских, разливая кофе в протянутые ему пластиковые стаканчики. Непритязательность их бивуака и отсутствие молока не позволили ему провести кофейную церемонию по всем правилам.

— Она найдет ее раньше нас, — сказал Мордан.

— Не факт, — отозвался Адамберг.

Он вернулся и сел по-турецки в центре круга.

— «Живая сила дев» — это не просто волосы покойниц.

— Ну, Ромен же разгадал загадку, — сказал Мордан. — Эта психопатка на самом деле срезала прядки волос.

— Чтобы расчистить себе дорогу.

— К чему?

— К настоящим волосам смерти. К волосам, которые выросли после смерти.

— Ну конечно, — с досадой воскликнул Данглар. — «Живая сила». То, что продолжает расти и приумножаться даже после смерти.

— Поэтому, — продолжал Адамберг, — медсестре было необходимо раскапывать свои жертвы несколько месяцев спустя. Живая сила должна была успеть вырасти в могиле. Она срезает по два-три сантиметра волос у корня. «Живая сила» — не просто символ вечной жизни. Это средоточие жизненной стойкости, то, что не поддается даже смерти.

— Меня тошнит, — заявил Ноэль, выразив таким образом общее состояние.

Фруасси убрала еду — аппетит разом пропал у всех.

— Как это может нам помочь в поисках третьей девственницы? — спросила она.

— Теперь нам надо выстроить логическую цепочку: «растолчешь с крестом, в вечном древе живущим, прилегающим в том же количестве».

— Ну, с этим мы тоже разобрались, — вступил Мордан. — Речь идет о дереве Святого Креста.

— А вот и нет, — возразил Адамберг. — Как и все остальное, эти строки должны толковаться буквально. Крест Христа не живет в кресте Христа, это абсурд.

Данглар, сидя поперек своей шины, прикрыл глаза, весь внимание.

— В рецепте говорится, — продолжал Адамберг, — о «живущем кресте».

— Тогда в этом нет никакого смысла, — сказал Мордан.

— Крест, живущий в теле, являющем собой вечность, — проговорил Адамберг, выделяя каждое слово. — Тело с древом.

— В средние века, — прошептал Данглар, — символом вечности считался олень.

Адамберг, который до этой минуты не был слишком уверен в себе, улыбнулся ему:

— А почему, капитан?

— Потому что ветвистое древо рогов благородного оленя возносится к небу. Потому что эти рога отмирают и падают, но на следующий год появляются снова, словно листья на деревьях, год от года становясь мощнее. Потрясающее явление, связанное с жизненным импульсом оленя. Его потому и считали символом вечной жизни, неизменно воскресающей по образу и подобию его рогов. Иногда его изображали с распятием на лбу, получался крестоносный олень.

— Чьи рога растут из черепа, — добавил Адамберг. — Как волосы.

Комиссар провел рукой по молодой травке.

— Вот вам и «вечное древо» — рога оленя.

— И их надо добавить в смесь?

— Если это так, нам недостает креста. А каждое слово в рецепте, как мы уже убедились, несет смысловую нагрузку. «Крест, в вечном древе живущий». Следовательно, это крест оленя. И он из костяного вещества, как и рога, то есть нетленная материя.

— Может, вилка, или «волчий» отросток, образующий угол с основным стволом? — предположил Вуазне.

— Мне не кажется, что рога оленя хоть чем-то напоминают крест, — сказала Фруасси.

— Нет, — сказал Адамберг. — Я думаю, что крест скрыт в другом месте. Надо искать потайную кость, вроде кошачьей. Половая косточка несет в себе «мужское начало». Нам надо найти то же самое у оленя. Крестовидную кость, которая воплощала бы собой вечное начало оленя, скрытое в его теле. Кость, которая «живет».

Адамберг обвел взглядом своих сотрудников в ожидании ответа.

— Не знаю, — признался Вуазне.

— Мне кажется, — продолжал Адамберг, — эту кость мы обнаружим в сердце оленя. Сердце — символ жизни, оно бьется. Это крест «живущий», крест в виде кости в сердце оленя с вечным древом на голове.